Лицо гостя выглядело матово-белым, холеным и даже красивым, но за его, как будто, равнодушной неподвижностью эрсэрийцы прочитали такую волну гнева, презрения, оскорбленного самолюбия, ненависти и ярости, что им всем стало холодно и неуютно в своих удобных креслах. Никто из них не представлял, что столько чувств может содержаться всего в одном человеке, тем более в голограмме человека.
– Люди! – могучий, как у оперного певца, голос заставил звенеть панели приборов. – Чем старше вы становитесь, тем ничтожнее, глупее, омерзительней ваша порода! Как низко вы пали! Вы – наши дети, наши потомки, наше жалкое будущее! Как посмели вы нарушить то, что не нарушал даже сам Император?! Кто дал вам право возомнить себя равными природе и очернить ее творения?! Как могли вы преступить священные законы Вселенной?! Вы – забывшие учения своих предков, потерявшие истину своего существования! Вы – покоряющие пространства на своих городах, страшащиеся даже на миг расстаться с домом! Вы – ничтожные создатели механизмов! Жалкие, глупые варвары! Как, спрашиваю вас, посмели вы явиться сюда, нарушить Время, вмешаться в жизнь корней ваших и предков ваших?! И где та кара, достойная вас и деяний ваших?!
– Простите, а вы кто такой? – решился спросить Эр-тэр, пока гость в ожидании ответа взирал с высоты своего роста, метая молнии гнева.
– Я Гоаан-Дирле-Круссар-Туаллонт-Голлард! Я коахт-герцог династии Великих и сын Великих! Я тот, кто овладел тайнами Тьмы и Света и тот, кто взял на себя труд править миром людей и всем низшим миром!
– Герцог, – понял Эр-тэр. Он не даром был лоргом. Какую-то минуту назад, Эр-тэр ввел себя в состояние покоя и полной защищенности, направив разум только на созерцание. Если тот Герцог, о котором знал Советник, сильный гипнотизер, то сознание Эр-тэра стало для него теперь недосягаемо, а вот сам лорг в любой момент мог нащупать слабую сторону гостя и внезапно обрушиться на него.
– Для непосвященных, я Герцог, – смерив Эр-тэра презрительным взглядом, согласился гость.
– Непосвященных во что?
– Кто ты такой, чтобы задавать мне вопросы?! Желторотый юнец. Неужели во всем вашем железном городе нет никого постарше и хоть немного умнее? Или вами правят дети?
Посмотрев на Эр-тэра, Ан-тэр понял, что тот слишком далеко от подобных мелочей, чтобы вспылить. Лорг со спокойной рассудительностью пояснил:
– Корабль, который ты называешь «городом», принадлежит мне и потому мое слово здесь – слово мудрости. Это мой «город», я правлю здесь и я принимаю решения. Что до того, что я юн и глуп, то в моем мире, те, кто выше и мудрее, признали меня достаточно взрослым, чтобы решать за других. Возможно, я молод, но за мои полторы сотни австрантийских лет я видел и познал больше, чем любой австрантиец твоего времени, Герцог.
Брови Герцога вопросительно шевельнулись.
– Если ты получил право говорить так, то должен знать законы мира?
– Я знаю их.
– Знаешь?! Но тобой нарушен закон Времени! Или тебя наделили и правом созидать историю своих предков?!
– Такого права у меня нет, – признал Эр-тэр.
– Хорошо! Согласен ли ты, что тот, кто нарушил незыблемость истории, заслуживает кары?
– Да, согласен. По нашим законам история не может нарушаться, и за вмешательство в ее ход предусмотрено наказание.
Герцог удовлетворенно кивнул.
– Это то, что я хотел услышать. Я прощаю тебя. Деяния двух солдат, покинувших твой город, будут наказаны?
Эр-тэр поколебался мгновение, потом ответил:
– Да. Они будут наказаны, если выяснится, что ход истории изменился.
– Ты покараешь их на моих глазах. Они заслуживают смерти, – последнее было сказано абсолютно спокойно, с убеждением, что иначе быть не может.
– В чем дело?! – послышался возмущенный оклик принцессы. Она только что вошла и слышала последнюю фразу Герцога.
– Женщина, оставь нас, – хмуро потребовал гость. – Женщинам не место там, где говорят о смерти.
– Что здесь происходит? – ледяным тоном спросила Лен-ера, обводя пилотов требовательным взглядом.
– Ты не слышала меня, женщина? – Герцог удивился неповиновению даже с этой стороны. Лен-ера бросила на него такой взгляд, словно он был вещью.
– Герцог требует смерти для Велта и для Сергея, – объяснил принцессе Эр-тэр.
– За что это?!
– Я должен говорить с женщиной? – усомнился Герцог, ожидая ответа у лорга.
– Если вы с кем-то будете здесь говорить, то только со мной! – заявила Лен-ера тоном привыкшего повелевать человека. Ее уязвило презрение гостя. – Вы обвиняете наших десантников и требуете смерти. За что?
– Они посмели помешать мне!
– Насколько я знаю, вы стараетесь уничтожить безобидную девчонку, почти ребенка. Наш десантник поступил благородно и единственно правильно, заступившись за нее. Его поступок заслуживает не кары, а поощрения!
– Ваш десантник – человек другого времени! – Лен-ера быстро закрыла уши руками, чтобы не оглохнуть от рева Герцога. – Он не смеет вмешиваться в мои дела! Лита не может принадлежать ему – его просто не может здесь быть!
– Хорошо, – принцесса примирительно смягчила тон. – В ваших словах есть смысл. Только не надо так кричать – оставьте эти детские игры для своих подданных. Оглушить – не значит убедить, – сразу сменив тему, она спросила: – Что вы хотите сделать с девочкой?
– Лита отдадут Тьме.
– Это я уже слышала. То есть?
– На языке черни, единственно для вас доступном, отдать Тьме – значит принести в жертву.
Лен-ера содрогнулась.
– Что бедняжка вам сделала?
Герцог больше не пытался сдерживать презрение.